Иеромонах Серафим был не простого звания. Братия, по наваждению врага, не любили его. Из обителей гнали его и считали недостойным постригать его в иноческий чин. В конце концов, приняли в Херсонесский монастырь. Здесь он и прожил большую половину своей жизни, неся всякие послушания.
А в последние годы, приняв схиму, провел в затворе почти всю остальную жизнь. Там он не принимал к себе почти никого. Вел строгую подвижническую жизнь. В келии его висело изображение Страшного Суда и стоял гроб, в котором старец и почивал. В изголовье лежал камень с углублением для головы.
Но в последние годы жизни двери его келии открылись для простых людей, ищущих спасения души. Особенно стремились к нему старушки-странницы и ищущие спасения в миру.
Однажды пришла к нему П. с маленькой дочкой.
– Ты знаешь, кто я? – спросил он ее.
– Ты – мертвый батюшка! – ответила она в простоте.
– Воистину тебе Ангел возвестил, что я – мертвый.
Перед смертью его посетили три преданные ему старушки. Одной он сказал:
– Ты сама не съешь, а все мне несешь.
Другой напророчил:
– А ты, Анна, останешься со скорбями до смерти.
И это действительно сбылось.
Третьей ничего не сказал, а только снял шарф с ее головы и вытер себе глаза. Под конец ее жизни ее дочь и зять повыбрасывали все ее иконы. И она от слез ослепла.
Предвидя будущее гонение на Церковь, монастыри, на священников, монахов, вообще верующих: старец говорил:
– Горе на земле, горе и на море, горе и на реках.
Спустя некоторое время после смерти его один инок Херсонесской обители стоял около его могилы и подумал:
– Вот батюшка Серафим помер и ничего от него не осталось: прах и больше ничего!
Глядь, а батюшка живой идет к собору... Инок бросился за ним бежать. Но о. Серафим дошел до собора, вошел через дверь и исчез.
– Вот тебе и прах! – воскликнул инок. – Батюшка жив!
