Херсонес и херсонесский монастырь во имя святого равноапостольного князя Владимира. Часть 2

Митрополит Макарий справедливо называет священномученика Климента «первым епископом Херсонским», так как именно он в этой окраинной провинции Римской империи каждый день умножал благочестие и сплотил общины, состоящие из смиренных, нравственных людей, живущих по совершенно новым жизненным правилам. Он проповедовал веру во Христа, для Коего «нет ни грека, ни еврея, ни раба, ни свободного, ни мужчины, ни женщины» (см.: Гал. 3: 28), и учил иерархическому церковному строению. Основанные Римским первосвятителем маленькие мирные «церкви праведников», ожидающих утверждения в грешном мире Царствия Небесного, оказались невероятно опасными для властей. Потому в 101 году игемон, по приказанию римского императора Траяна, подвергнул херсонесских христиан многим и различным мучениям. «Вскоре он [игемон] заметил, – читаем в “Житии священномученика Климента, папы Римского”, – что все они в душе стали мучениками и готовы на тысячи смертей. Что делать? Он оставляет их многочисленное общество в покое, опасаясь, чтобы окончательно не учинить здесь сонм мучеников за веру, объявляет одним виновником Климента и всю ярость обрушивает на его блаженную главу. И поскольку для Климента все мучения были легки и душеполезны и своими страданиями он большую доставлял безопасность прочим христианам, то игемон присуждает ему скорое и немедленное разлучение с жизнью. И, вывезши мученика на середину моря и привязав на шее его железный якорь (котву), опускает в глубину, дабы и тело его, по расчету игемона, не досталось христианам. Оно было ввергнуто в море, а множество христиан, стоя на берегу, плакали, жалостно стенали и печальнейшими воплями призывали патриарха. Корнилий же и Фив, ученики Климента, и сами вопили то, что внушило им горе, и, не зная, какое утешение предложить в несчастии, сказали: “Помолимся все единодушно, чтобы мощи мученика были явлены нам”«. По молитвам множества христиан отступило море. И прошли они по сухому дну к скале, подобной Ангельскому храму, и нашли лежащее в углублении скалы светлое тело мученика и рядом тяжелый якорь. Но было откровение Корнилию и Фиву, чтобы не переносить оттоле мощей, благолепно лежащих в глубине. Что и было исполнено. Каждый год ко времени кончины мученика отступало море на семь дней, открывая доступ для приходящих к мощам. Семь столетий свершалось это чудо. О почитании святого Климена в Херсонесе и о том, что в день его прославления к Ангельской церкви приплывали на барках народ и херсонесское духовенство, в начале IV века рассказал архидиакон Феодосий в своем труде «О местоположении Святой Земли»[1]. Д.В. Айналов отмечал, что, «по обычаю, мощи святого Климента должны были быть охраняемы особой братией, то есть… меморофилаками. Что касается толстых стен, окружающих меморию и жилые помещения ее, то нельзя сомневаться в том, что в этих стенах до нас дошли остатки “перивола”, существенной части всякого храмового сооружения, в эпоху господства язычества имевшего прежде всего юридическое значение в церковном законодательстве. Для эпохи первоначального существования мемории святого Климента перивол мог представлять не военную защиту, а ограду, или ограждение от языческого мира, так как всякое лицо, искавшее спасения за оградой перивола, считалось неприкосновенным. <…> Святой Кирилл застал уже место необитаемым, а храм разрушенным вследствие постоянных нападений варваров»[2]. Действительно, когда святой равноапостольный Кирилл в 861 году по пути в Хазарскую землю остановился в Херсонесе, то встретил здесь «пришельцев из разных народов, а не местных уроженцев»[3]. Значит, они не являлись потомками горожан, воспринявших веру от святого Климента, а то и крещенных самим священномучеником (новообращенных было свыше 500 человек). В Кирилловском житии очевиден акцент на господствующую в VII – первой половине IX веках в Херсонесе религиозную обстановку. Византист Х.-Ф. Байер справедливо заметил: «Есть достаточно христианских свидетельств, что Крым склонялся к иконопочитанию, кроме местностей, достижимых для императорской власти… Иконоборчество было императорской религией, не только противной религиозным чувствам монахов, но и не согласной с эллинизмом»[4]. Такой местностью как раз являлся Херсонес. Его жители, воспитанные в духе еретической прелести, естественно, «ни мало не ведали», о чем их спрашивал святой Кирилл, «ибо чудо морского отлива, знаменитое в истории страданий упомянутого первосвященника, давно уже прекратилось за грехи и нерадение жителей, и море прежние свои места покрыло волнами». Нравственную несостоятельность херсонеситов достаточно определенно обрисовал в своих двух известных письмах святой Мартин, папа Римский. Об этом же свидетельствовали преподобный Феодор Студит. В Херсонесе находился в изгнании защитник иконопочитания преподобный исповедник Николай,игумен Студийский. Город стал местом ссылки крупного политического и церковного деятеля Тимофея Элура, ортодоксальных борцов против монофелитства святых исповедников братьев Феодора и Евпрепия Римских, святого епископа Льва, игумена Антония. Еще один херсонесский ссыльный Иосиф Песнописец († около 883) оставил богослужебный канон священномученику Клименту, написанный уже после торжества Православия над иконоборчеством 843 года. Потому можно констатировать, что память о святом Римском епископе никогда не иссякала среди херсонесскиих христиан, противников иконоборчества. Итак, в 861 году, при епископе Херсонском Георгии и стратиге Никифоре, святой Кирилл в восьми верстах от Херсонеса, в Казачьей бухте, обрел мощи священномученика Климента и положил их в кафедральном Херсонесском соборе. В конце 867 – начале 868 годов часть святых мощей солунские братья – просветители славян равноапостольные Кирилл и Мефодий перенесли в Рим в базилику Сан Клементе, по преданию построенную на месте дома епископа-мученика. Таким образом, они завершили свою промыслительную миссию – явить христианскому миру святыню, обосновавшую богоизбранность славянского языка, наряду с греческим, латинским и древнееврейским. А через 120 лет крестившийся в Херсонесе Таврическом (Корсуни) великий равноапостольный князь Владимир Святославич забрал с собой в стольный град Киев благоуханную честную главу святого апостольского мужа Климента и положил в Десятинную церковь. Конечно, Херсонес с его легендарной историей преизобиловал нетленными мощами. Но правитель Руси предпочтение отдал святыне вселенской – мощам папы Римского Климента, бывшего апостолу Петру «другом в монашестве (“в инокости”), учеником в вероисповедании, восприемником в чести (потому что Климент, вслед за Петром, стал епископом Римским. – О.К.) и, наконец, наследником в мученичестве»[5]. Обратим внимание и на эстетический аспект. Мы имеем в виду гимн, который сочинил святой Кирилл в Херсонесе сразу после обретения им мощей священномученика Климента. Знаменитый церковный ученый и переводчик второй половины IX века Анастасий Библиотекарь в письме к епископу Веллетри Гаудериху писал: «Но существует также два его прославленных сочинения, именно коротенькая повесть и одно торжественное слово, переведенные мною языком неуклюжим и далеко отступающим от блистательного красноречия его. Свиток же гимна, который тот же Философ (святой Кирилл. – О.К.) издал во славу Божию и блаженного Климента, я не решился перевести, потому что в латинском переводе… не было бы складной, ладящей с напевом гармонии»[6]. Этот гимн равноапостольного Кирилла сразу же вошел в славу. Допустим, его и два других творения солунского святого слышал великий князь Владимир, когда пребывал в Херсонесе. И возможно, красота великого Кирилловского слова сыграла не последнюю роль в выборе князем христианской веры. Как святой просветитель славян Кирилл, так и святой креститель Руси Владимир упокоение нашли подле мощей священномученика Климента: первый – в римской базилике Сан Клементе, второй – в Успенской Десятинной церкви, названной побывавшим в Киеве в 1015 году Титмаром Мерзебургским «Климентовским храмом». Обладание мощами «святого и подобного апостолам» Климента наделило правом великого князя Изяслава Мстиславича и шестерых епископов впервые пренебречь мнением Константинопольского патриарха и самим поставить на митрополичью кафедру русского схимника Климента (Клима) Смолятича – «книжника и философа, которого не было на Руси и потом не будет». Тогда, в 1147 году, Черниговский епископ Онуфрий резонно заметил: «Глава у нас есть святого Климента, якоже ставят греци рукою святого Ивана (Иоанна Крестителя)»[7]. Глубокое почитание на Руси апостольского мужа Климента явлено в XI веке в древнем памятнике письменности «Слове на обновление Десятинной церкви». В нем, собственно, и определяется место ученика апостола Петра в сонме святых угодников Божиих – как первого небесного заступника русской земли, мощи которого некоторое время были, наряду с Ольгиным Крестом, единственной и главной отечественной святыней. Клирики легендарного киевского храма писали, что его, Римского первосвятителя, «церковное солнце, своего угодника, а нашего заступника, святого, достойного этого имени, священномученика Климента от Рима в Херсонес, а от Херсонеса в нашу Русскую страну привел Христос Бог наш, преизобильной милостью Своею для спасения нас, верующих»[8]. О Херсонесе знали повсюду. Например, в XI столетии посланники французского короля спрашивали у великого князя Ярослава Мудрого: «Не в тех ли местах находится Херсона, где, как говорят, почил Климент; отходит ли море и теперь в день его рождения и делается ли доступным для проходящих?» В XIII веке французский монах Гийом Рубрук писал: «И плывя перед этим городом, мы увидели остров, на котором находился знаменитый храм, сооруженный, как говорят, “руками ангельскими”… Вышеупомянутая область Цесария (т.е. Крым. – О.К.) окружена морем с трех сторон, а именно с запада, где находится Керсона, город Климента…»[9] Мы не станем здесь освещать историю Херсонеса. Это огромная тема. Скажем только, что пограничное положение с варварскими народами обрекало город на непрестанные разрушения и разорения. С середины VIII и до второй половины XV века через херсонесские земли проносились орды хазар, ногайских монголов, турок, татар, литовцев. По результатам археологических раскопок Херсонеса последних лет очевидно, что город начинает пустеть во второй половине XV века. Не имеет смысла касаться и сложной истории Херсонской епархии. По этому поводу довольно точно высказался серьезный крымский исследователь В.Е. Науменко: «Уже Константинопольские Поместные Соборы 869–870 и 879 годов отразили парадоксальную ситуацию, когда официальные представления по церковно-административному устройству Византии, основанные на данных notitiae (списках епископий. – О.К.), противоречили реальной ситуации, особенно в отдаленных провинциях империи. Это положение усугублялось многочисленными ошибками и погрешностями в копиях, что делало необходимой ревизию существующей номенклатуры и иерархии»[10]. Отметим только, что Херсонская епархия известна с IV века. Поначалу она подчинялась Иерусалимскому патриарху, с V века – Константинопольскому. К концу VII столетия Херсонская Церковь стала частью Зихийской епархии, причем епископ Херсона в нотициях VIII–IX веков обозначался привилегированно первым. Подпись «недостойного епископа Херсона Дорантского» Георгия находим в актах Трульского Собора в Константинополе 692 года. В нотиции, составленной около 869 года, автокефальная Херсонская архиепископия Константинопольского Патриархата стоит под номером 63. И хотя херсонские владыки носили сан митрополита с 1382 года, епархия была возведена в митрополию только в самом конце XIV века и, как писал А.Л. Бертье-Делагард, «терпела великую бедность, заводя с соседями всяческие споры и пререкания из-за нескольких деревушек и выпрашивая подачки у Константинопольского патриарха»[11]. Поименуем епископов Херсонских. Кроме вышеуказанных Семи священномучеников Херсонесских, это: Ефрем II, Еферий II, бывший на II Вселенском Соборе в Константинополе, Андрей Логгин, Стефан, Ефрем III, Георгий I, Георгий II, Павел, Феодор, Феофан, Кирилл, Игнатий I, Василий, Лев, Иеремий, Игнатий II, Макарий и митрополит Фаддей, в 1392–1394 годах участвовавший в восьми заседаниях Константинопольского Синода и вскоре после этого умерший. После того как в 1394 году великий литовский князь Ольгерд разрушил Херсонес, его приходы влились в состав Готской епархии. Потому в нотиции 1453 года из крымских митрополий встречаются Готия и Каффа, но нет Херсона, упомянутого в нотиции последний раз около 1400 года. А в 1472 году кафский консул Антониотто Кабелла получил из Генуи инструкцию, где, можно сказать, подводится черта в истории легендарного города. В ней рекомендовалось разрушить башни и стены необитаемого места, которое называется Херсонес. Владычество Российской империи над Крымом спасло от полного забвения священные для русской истории Корсунские руины. Как известно, императрица Екатерина II, при самом активном участии князя Г.А. Потемкина, основала в Ахтиарской гавани военно-морскую базу, названную, по предложению архиепископа Евгения (Булгариса), Севастополем[12]. В 1825 году главный командир Черноморского флота и портов адмирал А.С. Грейг вручил находящемуся в Севастополе императору Александру I докладную записку о необходимости в Херсонесе «соорудить небольшую изящной архитектуры церковь», посвященную крещению князя Владимира, «с устроением при оной богадельни для 30 человек дряхлых и неимущих, которые бы, прославляя имя Божие, имели надзор как за храмом, так и за самими развалинами»[13]. Предложение получило одобрение государя. Собственно, с 1827 года и начаты археологические изыскания, целью которых являлось обнаружение той древней церкви, в которой произошло знаменательное для России событие. Херсонесская тема пользовалась большой популярностью, ей отдавали предпочтение такие известные издания, как «Северная пчела» и «Сын Отечества». В самом деле, на центральной херсонесской площади – «посреди града, где собираются корсунцы на торг» – удалось раскопать четыре средневековых храма. По-видимому, имелись веские причины, чтобы один из них, богато украшенный, ассоциировать с искомой церковью Рождества Пресвятой Богородицы (или во имя святого Василия). Адмирал Грейг, во-первых, известил обер-прокурора Святейшего Синода князя П.С. Мещерского о начале работы в Императорской Академии художеств над проектом будущего собора на обретенных руинах христианского памятника и, во-вторых, испросил разрешение на подписку к сбору пожертвований на его возведение. Пребывавший в 1843 году в Севастополе император Николай I произвольно решил передать половину от собранных средств на другой замысел – строительство Владимирского храма в центре города. Однако в течение еще пяти лет теплилась в русском обществе надежда, что все-таки собор в честь Введения христианства на Руси по специально сочиненному проекту К.А. Тона, опубликованному в собрании лучших его творений, появится именно в Херсонесе. «Мне кажется, что надо бы открыть новую подписку и создать что-нибудь достойное русского православного народа, – писал тогда еще капитан 1-го ранга В.А. Корнилов командующему Черноморским флотом адмиралу М.П. Лазареву 10 января 1846 года, – а иначе потомство будет с пренебрежением говорить о нашем времени. Отчего бы не выстроить храм из камня, из которого воздвиг себе дворец граф Воронцов! Неужели все Православие России не в состоянии пожертвовать виновнику нашего просвещения столько, сколько граф Воронцов бросил на прихоть и фантазию!»[14] И еще одно письмо Корнилова того же года – к художнику Карлу Брюллову: «Вам, может быть известно, что по подписке, ходившей по всей православной Руси, набрана была сумма для сооружения храма в память святого Владимира на месте принятия им святой веры в Херсонесе Таврическом. Эта сумма несколько лет тому назад была препровождена к адмиралу Лазареву как генерал-губернатору г. Севастополя, построенного в соседстве развалин древней Корсуни, с приглашением взять на себя все распоряжения по этому благочестивому и истинно русскому делу. Теперь все готово к исполнению, место избрано, проект церкви г. Тона (Константина) утвержден государем императором, и, вероятно, скоро приступят к работе. Адмирал Лазарев, озабочиваясь, чтоб этот храм, предназначенный напомнить нам, русским, эпоху такой великой важности, был вполне достоин своей благой цели, несмотря на известные ему Ваши занятия, счел необходимым прибегнуть к Вам… к современному нам гению изящной живописи, хоть за советом насчет внутреннего убранства церкви»[15]. Храм, сочиненный Тоном для Херсонеса, построили на городском холме Севастополя. В нем нашли упокоение великие русские флотоводцы Лазарев, Нахимов, Корнилов и Истомин. Только после пережитой Россией тяжелейшей и унизительной Крымской кампании 1853–1856 годов вновь возродилась мысль о соборе в Херсонесе. Автором проекта стал Д.И. Гримм, будущий ректор Императорской Академии художеств. Теперь уже соборный храм предполагался грандиозной архитектуры, возведенный над развалинами средневековой церкви. Он должен был стать доминантой основанной к тому времени архиепископом Иннокентием на священной земле древнего Херсонеса киновии во имя святого равноапостольного князя Владимира. Первый настоятель обители – игумен Василий (Юдин, † 1856), родом из донских казаков, в 1827 году закончил обучение на естественном факультете Московского университета. После трагической смерти семьи принял постриг и четыре года подвизался на Афоне, где был посвящен в иеромонаха. Отец Василий все отдал Владимирскому монастырю: благодаря его средствам в течение нескольких лет там смогли построить небольшую каменную церковь во имя святой равноапостольной княгини Ольги и два братских корпуса, в одном из которых в 1863 году устроили домовый Покровский храм. После обороны Севастополя, когда, по замечанию архиепископа Иннокентия, «двух скитов наших Херсонесского и Инкерманского как не бывало… Херсонесский, построенный едва ли не одними слезами, пошел на топливо для французов»[16], игумен Василий, собиравший средства для восстановления обители в Донской области, трагически погиб. О просвещенности отца Василия можно судить по его запискам к архиепископу Иннокентию, касающимся археологических разысканий на Херсонесском городище. Например, после обнаружения летом 1853 года остатков Богородичной церкви и дворца, где якобы жила византийская царевна Анна, будущая супруга князя Владимира, игумен оповещал владыку: «При открытии места около развалин храма, который назначен к возобновлению, в память крещения святого равноапостольного князя Владимира, с правой стороны их, ровно с стеною большого строения, открыты остатки трех мраморных колонн, на таких же пьедесталах. Они обращены к церкви и, как видно, образовали галерею какого-нибудь большого и хорошего дома, остатки которого частью открыты. Теперь, кажется, можно сказать, что это был терем царский… Впереди алтаря тоже отысканы стены с перегородками, но для верного определения все это нужно углубить и расчистить далее»[17]. Вообще, преосвященный Иннокентий внимательно следил за проведением раскопок и требовал, чтобы археологические работы получили «новый характер и были приспособлены к целям высшим, по крайней мере, не были в противоречии с ними», а найденные вещи «оставались на месте, ибо из всех подобных находок предположено устроить со временем в Херсонесе и Инкермане по небольшому хранилищу местных древностей»[18]. Император Александр II поддержал владыку и распорядился христианские древности оставить в распоряжении Владимирского монастыря, а памятники античного периода отправлять в Эрмитаж. (Окончание следует.) [1] Феодосий. О местоположении Святой Земли // Православный Палестинский сборник. СПб., 1891. Вып. 28. С. 5–6. Ныне островок находится в севастопольской Казачьей бухте. [2] Айналов Д.В. Мемории святого Климента и святого Мартина в Херсонесе. С. 11–12. [3] Житие и перенесение (мощей) святого Климента // Кирилло-Мефодиевский сборник в память о совершившемся тысячелетии славянской письменности и христианства в России. М., 1865. С. 328. [4] Байер Х.-Ф. Идеология, показанная на примере отрицания значительной роли готов в Крыму, отрицания их иконопочитания во время иконоборчества и перенесения их епископии на Нижний Дунай // Античная древность и Средние века. Екатеринбург, 2003. С. 467. [5] Верещагин Е.М. Кириллов канон на обретение мощей Климента Римского. Рукопись. С. 2. [6] Там же. С. 6. [7] Полное собрание русских летописей. Воскресенская летопись. СПб., 1865. Т. 7. С. 38–39. [8] Слово на обновление Десятинной церкви / Пер. Виталия Задворного // Истина и жизнь. 1994. № 10. С. 38. [9] Бертье-Делагард А.Л. Раскопки Херсонеса // Материалы по археологии России. СПб., 1893. № 12. С. 61. [10] Науменко В.Е. Церковная география Таврики в VII–IX вв. по данным Notitiae Episcopatuum // Крымский архив. Симферополь, 1999. С. 19. [11] Бертье-Делагард А.Л. Раскопки Херсонеса. С. 3. [12] Гермоген, архиепископ. Справочная книжка о приходах и храмах Таврической епархии. Симферополь, 1886. С. 199. [13] Из письма А.С. Грейга. Московский областной краеведческий музей. Фонд Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря. Инв. № 8098. [14] М.П. Лазарев: Документы: В 3-х т. М., 1961. Т. 3. С. 81. [15] Там же. С. 82. [16] Из письма архиепископа Иннокентия к преосвященному Макарию от 29 апреля 1855 года. Владимирская киновияоказалась занятой французской батареей и пороховыми складами неприятеля. [17] Государственный архив Одесской области. Ф. 93. Оп. 1, д. 44, л. 50–50 об. [18] Из письма к А.С. Уварову от 1853 года // ОПИ ГИМ. Ф. 17. Оп. 1, д. 191, л. 22–24 об.

Ольга Ковалик

29 / 07 / 2008